Поцелуй Первым - Манилова Ольга

Кулак затягивается кислородом через ноздри.

Мои бледные пальцы на фоне его темной майки вызывают у него такой взгляд, словно портал в другую вселенную открылся.

И мое восклицание тонет в пекле его властного рта, захватывающего и мои губы, и часть моего лица.

От натиска пятерни в волосах у меня по коже огнем мчится шок. Овладевает Кулак моим ртом так яростно, что я вынуждена цепляться за массивную шею. Шатает меня, или может его шатает.

С каждым движением языка рвется бомба красок под веками. Движением его или моего, не знаю. Больше не знаю, как различать.

Колотит изнутри так, словно сердце строгают на струпья. И те разлетаются, искрами подгоняя кровь.

Как раскаленными иголками в одночасье проткнули тело насквозь.

Цепляюсь и цепляюсь за колонну шеи. Не могу руки пристроить! Не могу ничего до конца доделать! Мысли обрываются, как и вдохи.

Кулак затягивается мной так глубоко, что сдавленным звуком напоминаю себе о собственном существовании.

Издавая что-то напоминающее рык, он припечатывает нас к машине.

Дрожь безостановочно марширует по влажной коже.

Он целует меня еще раз и еще раз, будто мы в петле времени застряли.

Теперь сжимает мои ладони в своих кулаках и судорожно отводит их куда-то в сторону. Рыскает у меня во рту языком, как помешанный, как будто ищет что-то там.

Хочу бежать, сорваться и — куда глаза глядят. Но не могу оторваться! Не могу не отвечать ему! Только сейчас время с красной отметки сдвинулось. Рвануло. Все до этого — годы, недели, часы — ощущается на самом деле застывшим. Замороженным. Отложенным.

Глава 6 АЛИСА

Тяну воздух в себя урывками — и Кулак позволяет мне, но передышки становятся все короче и короче.

Он запрокидывает мою голову до упора, и я позволяю ему.

Сбивчиво постанываем, когда он неугомонно толкается в мой рот глубже.

Сердце пружинит сладкой болью. Я же сейчас захлебнусь.

Как под гущей мерцающей лучами воды, пытаюсь выплыть. Легкие обжигает лед. Но становится все равно.

Все равно — выплыву или нет.

— Ты… ты…

Пытаюсь сказать что-то. Наверно, какой он мерзавец. Напомнить, чтобы не смел меня отвлекать.

— Сюда иди, — требует он выдохом. — Иди ко мне.

Кулаками, в которых еще зажаты мои ладони, мнет мои спутанные волосы и наклоняет мою голову для продолжения.

Судорожные его выдохи накачивают меня дурманом. Я кровью могла бы барыжить после. Не могу остановить его, потому что никто не остановил бы.

И меня.

И меня тоже никто не остановит. И я всхлипываю, когда эта единственная выжившая мысль выбирается из хмельного омута на поверхность.

Кулаков перебрасывается на мою шею, и кожа там слишком тонкая, чтобы я молчала под россыпью хаотичных засосов.

Он поводит головой — отряхиваясь и отряхиваясь от чего-то, останавливая самого себя — и резко выпрямляется. Таранит меня чумным взглядом.

Выдает звуки какие-то, мне в лицо, потому что прямо-таки трется об меня. Я не понимаю. Не могу разобрать. Заглатываю ливень потрясенно.

— Хочешь выиграть? Хочешь выиграть? — наконец-то прорывается что-то внятное.

Не знаю, киваю или мотаю головой. Он прикусывает мою губу — совсем невесомо — но я охаю, как девчонка-подросток. Коротит даже в висках.

Кулак звереет, и я не могу разобрать все происходящее. Перед глазами мельтешит, и мокрые волосы не отлепляются от лица.

— Конечно, хошь выиграть, принцесса. Не наигралась еще.

Он выдает это со злостью, но столь угрюмой, что я прозреваю.

Вспышка догадки ослепляет не так ярко, как его блуждающие прикосновения.

Теперь захлебываюсь вздохами от другого потрясения. Но он снова припадает к моим губам, будто остановиться не способен.

Конечно же, Кулаков все разнюхал уже про меня. Как я сразу не додумалась, когда подошла к машине.

Какая неприлично богатая у меня семья.

И, наверно, то… что они выставили меня вон, как надоевшего домашнего питомца.

И как презирают и смеются надо мной.

Все они.

Люди из прошлой жизни.

Пытаюсь вырваться, но только сейчас осознаю мощь, на которую Кулаков способен. Власть, которой он завладел.

Потому что он разозленно затягивает меня снова в поцелуй. И сопротивление меркнет во мне, как одинокой вспышкой на небе угасает целая звездная система.

— Выставишь меня из города, значит, — урывками напоминает Кулак. — Давай пробуй, принцесса.

От внешнего мира он скрывает нас разворотом необъятной спины. Меня — по самую макушку. Упираясь лбом мне в переносицу.

Тянется рукой мне под платье, но я вскрикиваю. Он чертыхается и снова потряхивает головой, убирая ладони и переключаясь на себя. Вываливает эрегированный член из ширинки и я потрясенно замираю.

— Ну как, нравится на равных со мной? — Он жестко проходится ртом по моим губам и внезапно шумно выдыхает. — Ну как тебе? Как тебе, Алиса?

Пораженная, я только и могу глядеть на агрессивно вздыбленный член с толстой багровой головкой. Верно, я с ума сошла?

Тремор видать до мозгов добрался и теперь меня качает до такой степени, что не могу отличить реальность от наваждения какого-то.

— Ч-что? — выдавливаю. — Как мне ч-что?

И он вжимается в меня, и лихо направляет мою ладонь к эрекции.

— Ну как тебе? — повторяет будто забыл другие слова. Но затем срывается, и я ошеломленно слушаю его скрежещущий голос.

— Давай уговор. Сейчас. Между тобой и мной, принцесса. Выставишь меня из города. Иди сюда, дай мне…. Если подрочишь мне прямо сейчас, вот тут, и дашь на тебя прям кончить, то не будет блядского комплекса никакого. Все. Не будет. Слово даю. Уговор.

Он отжимает у меня еще несколько поцелуев, пока говорит. И я тянусь к нему каждый раз, как и все сосуды и жилы во мне паленой резиной тянутся. Сердце спотыкается на каждом слове.

Мое запястье он все еще удерживает у своего стояка.

Мне страшно… страшно, что Кулак заставит меня прикоснуться к пружинистой эрекции.

Страшно, ведь не знаю, что дальше будет.

Не знаю, что от себя ожидать.

Лицом пытаюсь его башку оттолкнуть, но все мимо.

— Что такое? Не нравится? Не так сильно хочешь спасти детдом? Так сильно противно? — хрипит Василий.

Выдираю ладонь из его хватки и пытаюсь толкнуть в грудь.

— Т-ты сбрендил, — вываливаю все почти криком. — Я… я не собираюсь такого делать вот так! Это хамство! Ты издеваешься надо мной! — от гнева трясусь уже и снова пихаю его в грудь. — Причем здесь… Отойди от меня. Отойди, я сказала.

Кулак отталкивается пятерней от крыши Ниссана и только потом застегивает ширинку.

Промокший до нитки, он буравит меня взглядом, все еще заходясь в частых, нерегулярных выдохах.

Я убираю налипшие на лицо волосы, и судорожно прикрываюсь руками.

Платье облепляет тело. Не хочу, чтобы он разглядел что-то под ним, даже очертания.

Но он даже не смотрит туда. Только в лицо взглядом впивается. Его облик искажается рябью ливня. На лице — сплошь обнаженные эмоции. Столько их… Не могу отследить!

— Я знала, — звенящим от злости голосом завожу я, — я знала, что от тебя можно ожидать такое. У тебя нет принципов. Для тебя есть только «любой ценой». И поэтому… именно поэтому я никогда не позволю тебе распоряжаться Васильками, как своей песочницей!

Кулак делает шаг ко мне обратно, видимо, на автомате. Я двигаюсь в сторону и он останавливается — мы практически одновременно рыпаемся.

— Я дал тебе попытку. Разбалованной девке. Я убивал людей за пятую часть, что ты себе позволяешь. Песочница? Это твоя песочница! В отличие от тебя, у взрослых здесь реальные дела. Пока ты бегаешь и доказываешь богачам, что ты — не такая. Благодетельница! Но у меня секрет для тебя, Алиса.

Он наклоняется и молниеносно дергает меня за локоть, вынуждая прильнуть к каменной груди. И обжигает ухо злым шепотом:

— Но ты, мать твою, именно такая. Такая же, как и все они.